Фашистские эксперты, надо сказать, тоже в бой особо не рвались. Колонну их бомберов уже добивали лавочки, там спасать уже было нечего, а Кузя уже задымил еще одного 109-го. Летчик прыгнул, а остальные мессы быстренько вышли из боя…
***
Потом была пауза до 07.30. Тут немцы недуром полезли на нашу оборону на земле, а большие группы бомбардировщиков принялись забрасывать бомбами позиции наших артиллеристов в глубине нашей обороны.
Мы уже успели сесть, техники обслужили самолеты, а летчики глотнули по стакану какао. Лично мне больше ничего в горло не полезло.
— Так, красвоенлеты! Заполнить формы — мы на работе. Давай-давай, нечего бурчать! Никто за нас это делать не будет. Техники — вам нужно будет указать расход бензина и снарядов, что там еще… повреждения есть?
Есть, есть, как ни быть. Как я ни запугивал, как ни орал, чтобы были поосторожнее и не рисковали, а в трех истребителях нашли пулевые пробоины. Скорее всего — это стрелки бомбардировщиков постарались. Если бы истребители — то были бы и повреждения от снарядов фрицевских пушек.
— Сколько сбили, проставили? Только не врать! Воевали на своей территории, все немцы падали под нос нашим бойцам. Пишем только по факту! Ведомые — подсказывайте, если видели падение самолета. Давайте, закругляйтесь. Пора опять к нашим лететь…
Сейчас в небе было уже поживее. Самолетов было много, очень много… Сразу было видно — кто есть кто. Немцы ходили группами по 30–40 бомбардировщиков, их прикрывало до 20 истребителей. Появились и "Фокке-Вульфы 190". Эти сволочи забирались тысяч на 5–6, и оттуда падали на наши самолеты, которые либо выходили из атаки, либо гонялись за немецкими истребителями и бомбардировщиками. А удара из шести стволов хватало всем — и "Якам", и "Лавкам" и штурмовикам с "пешками".
Вот, еще один наш горящий самолет протянул к земле свой дымный след. Удар — и только полыхающие обломки полетели в стороны… Где это гад? Где же он?
— Кто в верхнем эшелоне? Высота?
— Это Кир, четыре с половиной…
— Тут фоки бьют наших. Ищи, где они лезут вверх. Зажги гадов!
— Понял, смотрю.
— Вася, прикрывай, я за фокой!
Гнаться за "Фокке-Вульфом" я не стал. Это ни к чему. Сам подойдет. Новый мотор легко тащил меня на высоту. Черт с ним — перегрею маленько, сейчас главное — выскочить повыше, а там сброшу обороты — остынет… Пять с половиной, хорош, пожалуй.
"Молнии" — усилить осмотрительность! "Фокке-Вульфы" падают с высоты. Парам держать контакт — прикрывайте друг друга.
Где эти паразиты? А-а-а, вон они где, на солнце лезут. А скоростенка-то у вас не та, камрады. Камрад, а не пошел бы ты в… ад!
— Вася, атакуем! И сразу, как на качелях, вверх, понял?
— Есть вверх!
Набранная нами высота позволила нам обоим вести огонь по врагу. "Фокке-Вульфы", дымя выхлопом мотора на форсаже, упорно лезли вверх. Скорости у них уже нет никакой, они знают, что снизу их не достанут, а сверху они атаки не боятся. И не ждут. А зря. "Як-3" вас сейчас приятно удивит, адлеры вы мои ощипанные…
Это как на охоте по бутылкам стрелять. Даже неспортивно как-то. Да какой тут спорт. О чем это я? Этот гад только что какого-то молоденького парня убил, а я тут рассуждаю!
Мой "Як" легко настиг тяжело пыхтящую "фоку". Я подошел к немцу метров на сорок. Моментальный взгляд назад — Василий контролирует своего.
— Огонь!
Трассы на высоте смотрятся как-то толще. Воздух тут более холодный, что ли? Вспышки снарядов покрыли мотор и кабину "фоки". Самолет стал разваливаться в воздухе. Ударом 23 мм снарядов сорвало капоты, выбило двигатель из моторамы. Какой-то куцый, безобразный огрызок самолета с забрызганным изнутри чем-то красным плексигласом кабины, беспорядочно кувыркаясь, ушел под крыло. За ним вниз полетел его горящий ведомый. Вот это правильно — вместе вам веселее будет! В аду…
— Вася, наших видишь? Вон, пара мессов "лавку" прессует, падаем на помощь! Бей, ты ближе — я прикрою.
***
Снова аэродром, снова смена пар, а нам с Васей снова лететь.
— Виктор Михайлович, может и мне пора? — это Степанов. Взгляд его напряжен и требователен. Я не могу ему запретить. Да и каждый истребитель в бою важен.
— Вася, полетишь с командиром. Смотри у меня, понял?
— Я-то понял, а ты как, Виктор?
— А я с замполитом — он еще тот летун! Не боись, Вася, нас на каком-то мессере дристучем не объедешь!
И правда, — не объехали. Все вернулись целыми. Более-менее, конечно. После посадки я пошептался с врачом группы. Он и так все держит на контроле, но лишний раз подстраховаться не помешает…
Доктор, дружелюбно улыбаясь, ввинтился в группу возбужденно размахивающих руками летчиков. Быстро пробежался глазами по раскрасневшимся лицам, отслеживая реакцию и степень усталости. Кому-то протянул пачку папирос, кому-то шарик "Колы". Потом нашел меня глазами и успокаивающе кивнул. Все в порядке, все в пределах нормы. Как тяжело, а всего третий вылет. Ну, еще раз слетаем, и надо переговорить с командиром. Надо немного передохнуть. Опасно — усталость подкрадывается незаметно, тут легко допустить ошибку. А в нашем положении ошибок допускать нельзя.
Я с удовольствием выпил стакан холодной, вкусной воды, и пошел искать нашего "радиоперехватчика". Ну, летеху, который слушал немецкие радиопереговоры.
— Привет, Миша, как там, в эфире?
— Да сложно сказать, товарищ капитан, все орут, все на нервах. Лаются, что твои извозчики.
— Надо же! — удивился я. — А я думал, что немцы народ культурный и сдержанный.
— Да, в общем-то, сдержанный, конечно… Только когда тебя убивают, тут, пожалуй, про сдержанность и позабудешь враз. Тут, товарищ капитан, такое дело. Я уже несколько раз ловил сообщения о новых истребителях с молниями на борту. Немецкие летчики кричат про их огромную скорость и маневренность. Но командные пункты им, по-моему, не верят…
— Ничего, Миша, скоро поверят. Скоро предупреждать будут — ахтунг, ахтунг, в воздухе "Молнии"! Как-то так, в общем. Ну, давай — слушай! И нас предупреждай, рация ведь у тебя есть? Вот и не забывай нам подсказать, если что услышишь, лады? Вот и зеер гут, так, что ли, по-немецки будет? Абгемахт, в общем!
— Ну, что, внучата, полетели? Надо заработать на обед! А как же! Если кто еще не сбил немца — трудодень не получит! По машинам, пернатые. Вперед — на врага!
Глава 5
Во второй половине дня накал боев абсолютно не снизился. Как бы ни наоборот — горячее стало. Появилась озлобленность. Потери у наших были довольно большие — на земле столбами дыма отмечались костры сбитых самолетов…
Немцы тоже как-то ожесточились. Они сильные пилоты. Аккуратные, более осторожные, чем наши, менее рисковые, но — сильные. Профессионалы. Чистый, уверенный пилотаж. Отличная стрельба. Очень хорошо работают в связке пар и звеньев. Правда — плохо держат удар. Если сбить одного-двух, сразу энтузиазм у них пропадает, начинает работать рациональный расчет и на первый план выходит кристальной прозрачности мысль: "Алярм! Здесь убивают! А жизнь-то у меня одна!" И — все, тут же переворот — и немедленный выход из боя… Только мы их и видели. Такое вот им право было дано — самим определять, что делать: драться или драпать… И еще — немцы не терпят нашего численного превосходства и превосходства по высоте. Если наших самолетов при встрече с немцами будет больше — они никогда не подойдут. Если наших будет пусть и меньше, но у них будет большая высота — то же самое. Не подойдут и в бой вступать не будут. Берегут себя фашисты, хотят жить вечно, наверное. Надо будет им эту мировоззренческую ошибку разъяснить при случае…
Но, если группа мессеров подловит нашу пару или звено, то бить будут жестоко и озлобленно, быстро и четко перестраиваясь в высоте и падая оттуда на наши самолеты. Особенно немцы свирепствовали, если им удавалось отбить от строя штурмовика или поймать подбитый зенитками бомбардировщик. Вот тут уж они показывали себя во всей красе! Особенно — если штурмовик был одноместным, без стрелка сзади. А таких самолетов в штурмовых полках было еще немало.
Что интересно — оружие "Мессершмиттов" могло пробить броню "Илов" только при стрельбе менее чем со ста метров, и при прямом, или близком к прямому, угле пушечной трассы месса по отношению к броне штурмовика. Иначе снаряды отлетали горохом. Эти рикошеты были хорошо видны, между прочим. Даже бронестекло илюши снаряды немецких истребителей не пробивали. Так что мы часто замечали, что мессы буквально "присасывались" к штурмовикам сзади, как пиявки какие, и висели у них за хвостом, упорно поливая снарядами заднюю бронеперегородку, за которой был бензобак. Бронеспинку штурмовика 15 и 20 мм снаряды пушек мессеров практически не брали…
В таких ожесточенных атаках немцы иногда теряли осторожность и забывали поглядывать назад… За что мы их и жестко наказывали. А к илюшам со стрелками немецкие летчики, надо сказать, близко не любили подходить. Они обычно как? Просвистят на повышенной скорости, стрельнут метров с четырехсот, и вверх! А что ты "Илу" одной очередью с 400 метров сделаешь, когда они, бывало, приходили к себе на аэродромы, с сотней-другой пробоин в крыльях и фюзеляже? И весь бронекорпус в щербинках и вмятинах от попаданий пуль и снарядов авиационных пушек.
